Из уроков Арракиса.
Здание, загороженное деревьями и тщательно ухоженными живыми оградами, отстояло чуть вглубь от широкого проспекта. Ограды составляли лабиринт и белые столбы в человеческий рост, очерчивали район посадок. Ни одно транспортное средство, въезжающее или выезжающее, не могло на скорости прорваться к зданию. Своим умом военного Тег все это оценил, когда его бронированный граундкар доставил его к двери. Полевой Маршал Муззафар, единственный, кто был с ним на заднем сидении машины, понял о чем думает Тег, и сказал:
— Мы защищены анфиладной лучевой системой.
Солдат, в маскировочном мундире и с длинным лазерным пистолетом на наплечном ремне, открыл дверь и щелкнул каблуками, приветствуя входящего Муззафара.
Тег последовал за ним. Он узнал это место. Это был один из «безопасных» адресов, которыми снабдил его Отдел Безопасности Бене Джессерит. Ясно, информация Ордена устарела. Вполне вероятно, однако, что устарела совсем недавно, поскольку Муззафар никак не давал понять, что Тег может знать это место.
Когда они подошли к двери, Тег заметил, что еще одна защитная система, которую он видел при своем первом объезде Ясая, оставалась неповрежденной. Столбы едва заметно отличались от тех, что шли вдоль барьера деревьев и живой ограды.
На этих столбах были шарящие лазеры, управляемые из помещения откуда-то в здании. Ромбовидные коннекторы считывали область между ними и зданием. Стоит слегка коснуться кнопки в комнате наблюдателя — и шарящие лазеры превратят любую живую плоть, пересекающую их поля, в нарубленное на мелкие кусочки мясо.
В дверях Муззафар замедлил и поглядел на Тега.
— Преподобная Черница, с которой ты вот-вот встретишься, самая могущественная из всех, которые когда-либо сюда прибывали. Она не потерпит ничего, кроме полной покорности.
— Я так понимаю, ты меня предупреждаешь.
— Я знал, что ты поймешь. Называй ее Преподобной Черницей. Больше никак. Мы заходим. Я позволил себе вольность заказать для тебя новый мундир.
Тег при своем предыдущем визите сюда не видел того помещения, в которое провел его Муззафар. Небольшое и забитое тикающими ящиками и черными панелями, оно оставляло мало пространства даже для них двоих. Все помещение освещал единственный желтый глоуглоб под потолком. Муззафар протиснулся в угол, в то время, как Тег снял запачканный и сморщенный стилсьют, который он носил с самого не-глоуба.
— Извини, что не могу предложить тебе еще и ванну, — сказал Муззафар. — Но мы не должны мешкать. Она становится нетерпеливой.
В мундире Тег предстал совсем другим человеком. Это было знакомое черное облачение, даже звезды на воротнике. Значит, он должен предстать пред этой Преподобной Черницей, как башар Ордена. Интересно. Он опять был полностью башаром — для других, ведь его самого мощное чувство осознания собственного «я» никогда не покидало. Мундир, однако же, стал завершающим его личность штрихом. В этом одеянии не было нужды подчеркивать каким-либо другим способом, кто ты такой.
— Так-то лучше, — сказал Муззафар, проводя Тега в переднее фойе и через дверь, которую Тег помнил. Да, вот здесь он встречался со своими «безопасными» агентами. Он вспомнил эту комнату, и, вроде бы, в ней ничего не изменилось. Ряды микроскопических телеглазов, тянулись на стыке потолка со стенами, замаскированные под серебряные поводящие ленточки для парящих глоуглобов.
«Тот, за кем наблюдают, не видит, — подумал Тег. — А у наблюдателей миллион глаз».
Его двойное зрение уведомило его, что опасность здесь есть, но непосредственная.
Помещение, около пяти метров в длину и четырех в ширину, предназначалось для ведения самых важных дел. В торговых сделках деньги, как таковые никогда не предъявляются. Договаривающиеся здесь видят только мощные эквиваленты чего угодно, выполнявшего роль валюты — меланжа, или, возможно, молочных су-камней, размером почти с глазное яблоко, совершенно круглых, глянцевых и мягких на вид, но начинавшие лучится радужными переливами, если на них направлялся свет или они прикасались к какому-либо телу. Это было место, где даникин меланжа или небольшой складчатый кошель сукамней воспринимался вполне естественно. Здесь из рук в руки переходили суммы на стоимость целой планеты — сделку скреплял один кивок, одно подмигивание, одно неразборчиво сказанное словечко. Здесь никогда не извлекались бумажники с деньгами. Самым близким к этому мог быть тонкий транслуксовый дипломатик, из охраняемых ядом внутренностей которого могли быть извлечены тончайшие листочки ридуланского хрусталя с очень большими числами, нанесенными на них печатным устройством с защитой от любой подделки.
— Это банк, — сказал Тег.
— Что? — Муззафар смотрел на закрытую дверь в противоположной стене. — О, да. Она скоро появится.
— Она, разумеется, за нами сейчас наблюдает.
Муззафар не ответил, но вид у него был угрюмый.
Тег огляделся. Изменилось ли что-нибудь с его предыдущего визита? Он не видел значительных перемен. Он подивился, претерпевают ли убежища, подобные этому, какие-нибудь большие перемены даже за целые эпохи. Появился новый Росистый Ковер на полу, мягкий, как брентдаун и белый, как подбрюшный китовый мех. Если смотреть на него, то видно блестки влаги — но это обман зрения. Босая нога (не то, чтобы это место когда-либо видело босую ногу) встретит ласкающую сухость.
Был еще узкий столик около двух метров в длину почти в самом центре комнаты. Столешница его была по меньшей мере двадцати миллиметров толщиной. Тег предположил, что он сделан из дамианскойджакка ранды. Темно-коричневая поверхность была отполирована до блеска, который отражал взгляд и под которым проглядывали жилочки, как речные потоки. Здесь были только четыре адмиральских кресла вокруг стола, кресла, сработанные искусным ремесленником из того же дерева, что и стол, с подбитыми подушками сиденьями и со спинками лировой кожи, такого же точно цвета, что и полированное дерево.